«Дневник Пети Сагайдачного» впервые был опубликован в 1963 году. «Дневник Нины Костериной» вышел отдельным изданием в 1964 году. Петя и Нина не знали друг друга, но они вели записи примерно в одно время – в трудные предвоенные годы, и потому в этих книгах много общего, хотя характеры авторов мало похожи между собой.
   Откроем тетради Пети Сагайдачного. Ты скоро заметишь, что многие строчки ты и сам мог бы написать.
   А ты не ходил в школу без верхней одежды – «особый шик, который искусно маскируется «привычкой»? А ты, ложась спать, не чувствовал, что «завтрашний день будет чем-нибудь замечателен, случится что-нибудь особенное»? А с тобой никогда не было так: выйдешь весной в поле, и вдруг на тебя без особых причин нападет «мировое состояние»?
   Петя Сагайдачный (он учился в 211-й московской школе) был очень скромный мальчишка. Весь дневник его переполнен жалобами на... самого себя: «Я не помню ни одного случая, чтобы я говорил что-нибудь серьезно или умно. В школе меня считают или за дурака, или за шута».
   Он и учился неважно и ничем особым не выделялся среди товарищей, разве что страстью ко всему, что связано с Военно-Морским Флотом. И кто-нибудь может сказать: «Что же в нем такого? Учится плохо, к общественной работе относится несерьезно, бездельничает...» Но, видишь ли, о человеке нельзя судить по таким поверхностным признакам: какие у него отметки да как он ведет себя на уроках. Мы читаем дневник, и нас поражает чистота этого мальчика, его серьезность по отношению к себе, его преданность в дружбе, его любовь... Он любил девочку из своего класса, ей посвящено очень много страниц дневника. Но сама Оля узнала об этой любви только тогда, когда Пети уже не было.
   Если ты сумеешь увидеть в дневнике Пети Сагайдачного высокие его человеческие качества, ты и сам станешь немножко добрее и чище, чем был. И, значит, навсегда полюбишь эту книгу.
   Почти в тех же словах можно было бы сказать и о дневнике Нины Костериной. Но Нина была старше Пети, и к тому же жизнь ее сложилась трагично: незадолго до войны ее отца ни за что ни про что объявили «врагом народа», арестовали, посадили в тюрьму. Такое это было время; мы называем его теперь «периодом культа личности Сталина». Очень многое пришлось перенести девушке. «Какой зловещий мрак окутал мою жизнь. Арест отца – это такой удар, что у меня невольно горбится спина. До сих пор я держала голову прямо и с честью, а теперь... А сейчас меня день и ночь давит кошмар: неужели и мой отец враг? Нет, не может этого быть, не верю!» – пишет она. Но жизнь продолжается. Нина учится, ходит в театры, работает, влюбляется, читает, читает, читает... Сколько перечитала она к 18 годам – другому и к тридцати годам не прочитать. Горький, Блок, Гете, Бальзак, Драйзер, Фейхтвангер, Мериме, Конан-Дойль, Шеллер-Михайлов, Салтыков-Щедрин, Гюго, Сергеев-Ценский, Куприн, Брюсов... «Бедная моя голова, где все это разместить, в каком порядке?!» – шутливо-горестно восклицает Нина. Все «размещается», огромный мир человеческий наполняет ее, и оттого, что она умеет так глубоко чувствовать, так внимательно читать и видеть, так пристально всматриваться в окружающих ее людей, она становится человеком незаурядным – об этом говорит, в частности, литературный талант, с которым написан дневник.
   16 ноября 1941 года Нина Костерина ушла в партизанский отряд. Уходя из дома, она оставила последнюю запись в дневнике:
   «Прощаюсь и с дневником. Сколько лет был он моим верным спутником, поверенным моих обид, свидетелем неудач и роста, не покидавшим меня в самые тяжелые дни. Я была с ним правдива и искренна. Может быть, будут дни, когда, пережив грозу, вернусь к твоим поблекшим и пожелтевшим страницам. А может быть... Нет, я хочу жить! Это похоже на парадокс, но так на самом деле: потому я и на фронт иду, что так радостно жить, так хочется жить, трудиться и творить... жить, жить!»
   ...Обязательно прочти эти две книги.