С. Сахарова

   Книга большая и тяжеленькая, как кирпич, – 758 страниц! – «Муки и радости». Написал ее американский писатель Ирвинг Стоун, и рассказывает она о жизни итальянского художника Микеланджело Буонарроти.
   Книгу я читала с чувством жадности и сожаления. Если ты любишь читать, то тебе должно быть знакомо это состояние: жадно глотаешь главу за главой, торопишь события, за которыми следишь и, переворачивая очередную страницу, щемяще сожалеешь, что этих страниц остается все меньше и меньше.
   «Подумаешь, можно читать второй и третий раз», – скажешь ты. Конечно, можно, но лучше, интереснее читать один раз медленно, и думать, и размышлять, и вспоминать. Я даже занимала себя какими-то иногда не очень-то важными заботами, чтобы не почитать лишний часок, чтобы осталось еще впереди триста... сто двадцать... пятьдесят пять страниц, чтобы еще чуть-чуть продлить свою сопричастность к жизни удивительного героя Ирвинга Стоуна.
   Микеланджело Буонарроти. Скульптор и живописец, архитектор и поэт, рисовальщик и, как он сам себя называл, каменотес.
   Он создал величественную скульптуру гиганта Давида, украшавшую площадь Синьории во Флоренции, могучие скульптуры «Дня», «Ночи», «Утра»...
   Он создал великолепную роспись Сикстинской капеллы, радовавшую друзей, заставлявшую завидовать врагов (что ж, и у Микеланджело были враги, да еще довольно злобные)...
   Он завершил строительство одного из величайших зданий мира – собора Петра в Риме (изображение собора непременно присутствует в любом учебнике архитектуры)...
   А когда завоеватели подошли к стенам его родной Флоренции, он проектировал и строил заградительные укрепления...
   Вот как начинается книга:
   «Он сидел перед зеркалом в спальне и рисовал свои худые, с резко проступающими скулами щеки, плоский широкий лоб, сильно сдвинутые к затылку уши, спадающие к надбровью завитки черных волос, широко расставленные янтарного цвета глаза с тяжелыми веками».
   Сразу представляешь себе непоседливого и зорко всматривающегося в себя и окружающих мальчишку. Тринадцатилетний Микеланджело попадает в художественную школу – знаменитую в то время мастерскую маэстро Гирландайо, а потом переходит в скульптурную школу Бертольдо при дворце Медичи. А потом... Я остановлюсь, все же ты сам прочтешь книгу.
   Давно жил Микеланджело. Сегодня нет страны, в которой не знали бы итальянского мастера.
   Ты вырастешь и, может быть, поедешь в Италию, тогда убедишься, как великолепно понимал Микеланджело красоту мрамора. Он сам выбирал глыбы мрамора для своих творений в труднодоступных горах Каррары – не любой мрамор годится для скульптуры, а только тот, что пропускает сквозь свою толщу луч солнца. Тогда-то и говорят, глядя на изваяние: «Мрамор дышит, он живой».
   Микеланджело жил в то же время, что и Леонардо да Винчи, Рафаэль, Боттичелли, Сангалло, Филиппино Липпи – художники, архитекторы, создавшие славу Италии эпохи Возрождения.
   Вся страстность, сила, стремление, борьба этого сложного, бурного времени сконцентрированно выразились в творчестве Микеланджело.
   Я хочу, чтобы ты присмотрелся к рисунку. Это автопортрет Микеланджело. Он нарисовал себя уже в зрелые годы, просто пером и тушью на бумаге. Рисовал он прекрасно. Если хотят похвалить рисунок какого-либо художника, то говорят: «О, да, у него микеланджеловский штрих»... Посмотри, как точны штрихи рисунка, словно точные удары резца, емкие и сильные. Как мощно нарисована голова – одним смелым взмахом. Все монолитно и до предела выразительно.
   Лицо его кажется тебе странным? В шестнадцать лет, когда Микеланджело стал делать первые успехи в скульптурной школе Медичи, один из учеников, тщеславный и не очень-то талантливый да к тому же и драчливый, поссорившись, ударил его и сломал ему нос. Микеланджело потерял много крови, врачи чудом спасли его, но увечье осталось.
   Таким был Микеланджело, как он сам себя нарисовал, – суровый, сильный, правдивый, не щадящий себя, смелый, страстный, немного насмешливый. Стремящийся к гармонии линий, стремящийся гармонией выразить главную внутреннюю сущность человека.