Случалось ли вам читать увлекательный исторический роман «Ледяной дом», где рассказывается о доме, построенном из ледяных глыб на потеху царицы Анны Ивановны, о жестоком временщике Бироне и отважном патриоте Волынском? Если не читали, то непременно постарайтесь достать её и прочитать.
Раскрыв книгу Лажечникова, сразу же зачитываешься ею. В воображении возникают героиня книги – красавица Мариорица и её мать – цыганка Мариула. Представляется морозный туман мрачного Петербурга XVIII века, рисуются синеватые, блестящие стены ледяного дома, залы, освещенные фосфорическим светом, статуи, среди которых, призывая к мщению, стоит обледенелый труп человека, пытавшегося искать правды у царицы, храбреца, замученного по воле Бирона...
Все, кто читал эту книгу, помнят, должно быть, страницы, где рассказывается, как входит Бирон в ледяную залу и с содроганием узнаёт в одной из ледяных статуй свою жертву... С презрением и гневом описывает Лажечников надменного временщика.
Книга эта написана местами с таким горячим волнением, точно речь идёт не о событиях, разыгравшихся за сто лет до жизни Лажечникова, не о XVIII веке, а о чём-то, что непосредственно волновало и возмущало писателя, об очень близком, своём.
На историческом романе «Ледяной дом» лежит отблеск и современных Лажечникову событий. В последней части романа есть эпилог:
«...Отец семейства! приведи
К могиле мученика сына;
Да закипит в его груди
Святая ревность гражданина!»
Под этими стихами нет подписи ни в одном из изданий «Ледяного дома». Эпиграф взят из стихов «Дума о Волынском» Рылеева, поэта-декабриста, казнённого 1825 году, за десять лет до выхода в свет романа. В николаевское время было небезопасно печатно напоминать о казнённом декабристе. Однако, видимо, такое напоминание о Рылееве было важно для писателя. При чтении же речей Волынского о том, что он не может «слышать без боли крик русского сердца, раздающийся от края России до другого», в ушах начинают звучать и гневные голоса декабристов.
«...Поэзия останется всегда поэзией, – писал Пушкин автору «Ледяного дома», – и многие страницы вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык».