А. Турков

   – Осмелюсь доложить: я – Йозеф Швейк, пехотинец одиннадцатой маршевой роты Девяносто первого полка армии его величества государя императора Австро-Венгерской монархии!
   По правде сказать, я их всех давно пережил – и роту, и полк, и всю армию, и государя императора, и даже всю империю заодно. Ничего от них не осталось, а я живехонек и все такой же, каким вышел из-под пера моего соотечественника чеха Ярослава Гашека, автора «Похождений бравого солдата Швейка во время мировой войны».
   А что за империя была, что за армия! Одни господа офицеры чего стоят!.. Какие шумные попойки – я хотел сказать «победы», вечно я оговариваюсь! А генералы! Этакая бестолочь – тьфу ты, опять! – этакая бездна ума, дарований!
   Помню, один до того любил команду «На первый-второй рассчитайсь!», что выстраивал обоих своих денщиков, и те у него целыми днями орали: «Первый! Второй! Первый! Второй!»
   Нет, нет, только злые и бессердечные люди могли утверждать, что этот славный старик впал в детство.
   А другой! Тот, который, утешая наш батальон, когда нам несколько суток нечего было есть в дороге, говорил, что, это не беда. И что, чем дольше продлится война, тем больше будет порядка.

   Швейк отправляется на призывной пункт


   «Могу привести вам конкретный пример, – говорил он, – эшелоны, проезжавшие здесь два дня тому назад, не получили хлеба, а вы его завтра получите».
   Что и говорить, о нас заботились, никогда не забывали чем-нибудь порадовать. То преподнесут тебе полный маникюрный набор – будет чем заняться в окопах! Ничто так не успокаивает нервы во время артиллерийского обстрела, как полировка ногтей. То – как раз в самую голодуху – пришлют целый тюк молитвенников. Это тоже очень поднимает воинский дух.
   Я всегда горячо высказывал чистосердечную благодарность своим дорогим начальникам и нашему победоносному императору за все, что они для нас по доброте своей делали.
   Меня только озадачивали и удивляли неожиданные результаты этих моих патриотических выступлений и поступков.
   Начальники всегда почему-то очень сердились, и половина утверждала, что я идиот, а другая настаивала на том, что я прохвост и издеваюсь над военной службой.
   Да боже меня упаси над ней издеваться, у меня ничего такого и в мыслях не было! Я всегда хочу поправить дело, чтобы все было по-хорошему, и никогда ничего из этого не выходит, кроме неприятностей и для меня и для других.
   Шел я однажды под конвоем (ни за что ни про что меня вдруг арестовали), гляжу: перед манифестом об объявлении войны стоит толпа, и все молчат. Я пришел в волнение, увидев, что никто не проявляет никаких признаков радости по поводу такого великого события, и, чтобы воспламенить патриотизм, закричал: «Да здравствует император Франц-Иосиф! Мы победим!»

   Швейк и поручик Лукаш


   Стоило мне таким образом выказать свою глубокую преданность императору и веру в победу, как на меня пали самые тяжелые подозрения. Меня спасли только врачи, да и то потому, что – мне, право, стыдно за них! – усмотрели в моем восторженном приветствии императору просто доказательство того, что я круглый дурак.
   Но меня все это не смутило, я по-прежнему стоял на своем, и, когда нас с поручиком Лукашем, чьим денщиком я тогда был, отправили на фронт, я радостно сказал господину поручику:
   «Как это будет прекрасно, когда мы с вами оба падем на поле брани за государя императора и всю августейшую семью!»
   И снова господин поручик почему-то был недоволен, хотя, мне кажется, я не сказал ничего нового по сравнению с тем, что можно было прочесть в тогдашних газетах, и хотя в светлую минуту он, наверно, подумал: «Боже мой, ведь я сам часто несу такую же дичь!»
   Сколько сил я положил на то, чтобы поднять солдатский дух!
   «Ну какой ты солдат, если пули боишься! – урезонивал я одного парня. – Каждого солдата все это должно только радовать, каждый солдат должен знать, что чем больше по нему даст выстрелов неприятель, тем меньше у противника останется боеприпасов. Выстрел, который по тебе делает неприятельский солдат, понижает его боеспособность».
   Я охотно пересказываю своими словами вес, что узнаю из газет о славных победах императорских войск. Это для меня лучше всякой сказки! Кому, например, не захочется повторить подвиг, столь правдиво описанный в одной из моих любимых песен:

Он пушку заряжал,
Ой ладо, гей люли!
И песню распевал,
Ой ладо, гей люли!
Снаряд вдруг пронесло,
Ой ладо, гей люли!
Башку оторвало,
Ой ладо, гей люли!
А он все заряжал,
Ой ладо, гей люли!
И песню распевал,
Ой ладо, гей люли!

   Слушаешь эту песню и понимаешь: именно так на войне и бывает, до того точно все описано.
   Просто удивляюсь, отчего это мысли о мудрости императора, о непобедимости австрийской армии и о нерушимости империи, которые солдаты выслушивают от генералов и офицеров в угрюмом молчании, – те же самые мысли в моем изложении, сдобренные различными житейскими примерами, вызывают у начальства несправедливые нарекания на меня за агитацию!
   Видно, нет у меня того красноречия, каким щедро одарены господа офицеры и военные священники, напутствующие нас на кровавую бойню... то бишь битву.
   Помню, как меня до слез промяла проповедь Отто Каца:
   «Помните, скоты, что вы – люди...»
   Нет, что ни говорите, ораторствовать так красиво и прочувствованно не всякому дано, да еще будучи мертвецки пьяным (обычное состояние господина Отто Каца).

   Швейк и капитан Шнабель


   А полковник фон Циллергут! Как пламенно требовал он расстреливать пленных и плясать среди трупов и как охотно в мирные минуты делился с окружающими разными замечательными открытиями! От него вы всегда можете узнать, что шоссе – это дорога, по обеим сторонам которой тянутся канавы, что канава – не что иное, как выкопанное значительным числом рабочих углубление, а фасад дома – это та его часть, которая видна с мостовой или тротуара. Большого ума и редкого дара речи человек!
   Как вы сказали? Что вы, что вы! Да разве может быть дураком полковник победоносной армии его величества!
   Вы, наверное, просто спутали: это я круглый дурак, согласно авторитетному заключению судебно-медицинской комиссии.
   Что? И вы тоже считаете, что на самом деле я большой хитрец, что я слишком рьяно исполняю приказы начальства, невпопад суюсь со своими верноподданническими чувствами и этим то и дело ставлю господ генералов и офицеров в самое глупое положение?!
   Вы говорите про какого-то сказочного Ивана-дурачка, который в действительности умнее всех остальных героев и выходит победителем из борьбы с врагами? Право, я ничего о нем не слыхивал. Быть может, мы и впрямь родственники, – воля ваша! Где мне с вами спорить!


   Признайтесь, вы, наверно, подумали, что я решил написать еще одну главу в знаменитую книгу о похождениях бравого солдата Швейка? Вот и ошиблись. Просто мне надо было рассказать вам, кто такой Швейк. И я подумал: а как бы сам Швейк стал рассказывать о себе, если бы его попросили?
   А теперь несколько слов о том, кто создал Швейка.
   Автор романа «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» – замечательный чешский писатель Ярослав Гашек.
   Что такое война, Гашек знал не понаслышке: он сам оказался среди призванных в австрийскую армию и вынес из всего пережитого в эту пору ненависть к войне и к людям, ее затеявшим и на ней богатевшим.
   После Октябрьской революции Гашек, бывший тогда военнопленным в России, вступает в Красную Армию и борется против интервентов и белогвардейцев.
   Вернувшись на родину, Ярослав Гашек работает над романом «Похождения бравого солдата Швейка», который принес ему мировую славу.
   Имя Швейка давно стало нарицательным, его не то простодушная, не то плутоватая физиономия, появляясь на киноэкране, всегда вызывает веселое оживление в зале.
   В чем секрет бессмертия Швейка? Почему Гашек отдал свои последние годы, чтобы вызвать к жизни образ этого «простака»?
   Ответить на этот вопрос помогают слова замечательного чешского писателя-антифашиста Юлиуса Фучика:
   «Своей пародией на послушание, своей простонародной шуткой Швейк подрывает с таким трудом создаваемую реакционерами силу их власти, он, как червь, точит реакционный строй...»

   На этом рисунке художник изобразил Гашека, прощающегося со своим героем

   Самые лучшие рисунки к «Похождениям бравого солдата Швейка» (некоторые из них вы здесь видите) сделаны другом Гашека, известным чешским художником Йозефом Ладой.
   Книга о Швейке осталась незаконченной. Последние главы Гашек диктовал, будучи тяжело больным