А. Крестинский
Увы, я не могу похвастать тем, что знал Юрия Карловича Олешу. И даже тем, что видел его. Когда я впервые читал сказку «Три Толстяка», я был всего лишь маленьким мальчиком, еще не школьником даже. Когда Юрия Карловича не стало, я только начинал обдумывать первую свою книжку.
Ну, а случись так, что судьба подарила бы мне встречу с ним, – сумел бы я воспользоваться этим подарком?.. Не знаю. Вряд ли. Мне кажется, я был не готов принять его. Или растерялся бы от робости и счастья.
Какое же право у меня писать о нем? Это право читателя – так бы я сказал. И потом, я не о нем собираюсь писать, не о человеке, которого звали Олеша и который для меня такая же легенда, как и для сегодняшнего первоклассника, впервые взявшего в руки «Трех Толстяков». Я собираюсь писать о его книге, точнее, о том, как она вошла в мою жизнь.
Итак, я не был еще школьником тогда и жил в гостях у дяди на окраине Ленинграда, около парка Лесотехнической академии. Сейчас там уже город.
Вдоль парка тянулись одноэтажные деревянные дома, приземистые, длинные. Они росли в парке, как деревья. С крыльца было слышно, как скрипят на морозе сосны, ели... У крыльца вперекрест торчали лыжи и палки, вонзенные в снег. На пороге лежала заснеженная мешковина, от которой почему-то пахло яблоками. Я надевал лыжи и бежал в парк. Я был счастлив. Меня окружал упругий хрустящий мир, а за спиной в жарко натопленном доме ждала книга.
Надо бы припомнить первую встречу с ней... Помню, сестра, давая мне книгу, хмурилась длинно и строго, взглядом подчеркивая, какая это ценность. Я раскрыл книгу и сразу наткнулся на картинку. Это была та картинка, где гимнаст Тибул балансирует над площадью Звезды. Но меня тогда не сюжет поразил, а совсем другое: картинка была вклеена в книгу, не напечатана в ней, а именно вклеена, причем изящно, легко, за самый краешек, и свободно вздымалась от ветра, который возникает, когда листаешь книгу. И другие картинки были приклеены точно так же: чуть-чуть... Это ошеломило меня. Картинки были так красивы, ярки...
Я осторожно подул на картинку. Она затрепетала от моего дыхания. И так чудесно запахла красками! Я потрогал ее пальцем: она была приятно шершава и словно покрыта невидимой пыльцой.
Сейчас, когда я пишу эти строки, рисунки художника Добужинского вновь лежат передо мною. И я вновь удивляюсь, но теперь уже другому: как сумел он, этот художник, так точно и тонко передать поэзию сказки!..
Я читал книгу в каком-то странном возбуждении. Два чувства боролись во мне: скорей узнать, что будет дальше, и продлить удовольствие подольше. Щелкала жарко натопленная печь, с кухни тянуло подрумяненными ломтиками хлеба, где-то рядом медленно били часы, негромко разговаривали люди, а я жил в сказке – рядом с Тибулом, Суок, оружейником Просперо... Я сидел у печки на низкой скамеечке, и до сих пор, стоит мне взять в руки книгу Олеши, я вижу дрожащую огнедышащую дверцу печи, слышу мощное гудение ее чрева, вижу блестящую медную кочергу и совок... Мне когда-то казалось: именно такие кочерга и совок были в доме доктора Гаспара Арнери...
Помню, одно место в этой книге сильно напугало меня. Когда Суок приходит в зверинец освободить Просперо, она видит там страшное существо, потерявшее человеческий облик, похожее на волка. Это ученый Туб, которого давно заточили в клетку по приказу Трех Толстяков.
Я долго не мог заснуть в тот вечер.
Сейчас я думаю: что именно было страшно? Человек превратился в зверя, оброс шерстью – вот с чем не могло смириться мое детское сознание. Ужас, боль, жалость и снова ужас и протест!..
Это были чистые, горячие, справедливые чувства – те, что я тогда переживал. Я стал с этой книгой старше. Я прожил с нею до предела насыщенный кусок жизни, и с тех пор она стала как бы частицей меня самого, а ее герои – близкими мне навсегда.
Я не собираюсь пересказывать сюжет сказки. Кто читал – знает, кто не читал – у того все впереди. Зачем лишать человека прелести открытия?..
Хотя, по правде говоря, главное не сюжет. Можно забыть последовательность событий, но навсегда останется с вами ощущение яркого, праздничного мира, в который ввел вас писатель Юрий Олеша.
Мальчиком он жил в Одессе. В лавке, неподалеку от дома продавался волшебный фонарь, предок вашего диаскопа. Волшебный фонарь стоил дорого, о нем можно было только мечтать. Но пройдут годы, и Юрий Олеша станет обладателем настоящего волшебного фонаря – неповторимой творческой фантазии!
Гимназист Олеша экономил пятачки, что давали ему на завтрак. По субботам на эти пятачки он ходил в цирк. В цирке был удивительный номер: Мотофозо. Мотофозо – человек-кукла. Юношу во фраке и цилиндре выносили на арену. Когда его переставали держать, он падал, как настоящая кукла. Потом его (ее?) несли вдоль партера, чтобы все видели – да, это кукла! И когда наконец кукла оживала, какой это был восторг!
Не из этих ли детских впечатлений возникла будущая сказка? Тибул? Суок?..
В детстве мечтал он научиться делать сальто-мортале. Это была главная мечта: двойное сальто-мортале!
Не научился. Зато стал искусником, мастером слова, научился удивительно, как никто, называть вещи, освещая их с неожиданной, необычайной стороны. «Называтель вещей» – так скажет он о себе много лет спустя.
Те, кто читал сказку, вспомните, а те, кто не читал еще, вслушайтесь, всмотритесь, представьте:
«Исковерканный дуб скрипел, как качели...»
Шпоры графа Бонавентуры «походили на кометы...»
Мускулы у силача Лапитупа «ходили под кожей, точно кролики, проглоченные удавом...»
У Тибула, перекрашенного в негра – «ноги в красных туфлях, похожих на гигантские стручья красного перца...»
«Бомбы разрывались, как кусочки ваты...»
Три Толстяка «сопели так сильно, что на веранде раскрывалась и закрывалась стеклянная дверь...» А когда Толстяки кричали, казалось, будто ломают щепки...
«Цветочница уронила миску. Розы вылились, как компот...»
А разве не замечательно вот это: урок танцев в доме у Раздватриса. Кружатся пары. Их так много, словно варится пестрый суп. Раздватрис исполняет в этом супе роль ложки...
Я зачерпнул из сказки почти наугад, а смотрите, сколько драгоценностей оказалось на ладони!..
«Что может быть более радостного, чем делиться прекрасным!» – воскликнул однажды Юрий Олеша.
Настоящее искусство делает человека богатым и счастливым. Вот хотя бы эта сказка – как много радости принесла она мне!..
Радость чтения около раскаленной печи, в приземистом деревянном доме, над которым склонилась внимательная зима, и потрескивала, потрескивала за окнами.
Еще радость – когда дети мои подросли чуть-чуть, и я, усадив их около печки, стал читать им, задыхаясь от волнения: «Он сказал странное имя, произнес два звука, как будто раскрыл маленькую деревянную круглую коробочку, которая трудно раскрывается: «Суок!»
А теперь я пишу об этой ослепительно-прямой книге и радуюсь тому, что кто-то из вас натолкнется на мои слова и побежит искать сказку, чтобы прочесть ее самому, своими глазами...
Эстафета радости!..
«Я давно мечтаю, – писал Юрий Олеша, – завести золотую полку. Золотая полка – это та, на которую ставятся любимые книги».
Он не завел золотой полки в буквальном смысле этого слова. Но своя «золотая полка» у него, конечно, была. И у каждого человека, который относится к книге серьезно, благоговейно, а не как к очередному однодневному развлечению, у каждого такого человека постепенно, в течение многих лет собирается своя «золотая полка». Это, быть может, всего десяток-другой книг, но каких книг! Без них жизнь тусклая, бедная.
На моей «золотой полке» стоит сказка Юрия Олеши.
